В устье Северной Двины.
Так окончилась 25-летняя Ливонская война, завершение которой, однако, не принесло мира Прибалтике, надолго ставшей отныне объектом ожесточенного соперничества между Речью Посполитой и Швецией. Эта борьба серьезно отвлекала обе державы от дел на востоке. Что касается Москвы, то ее интерес к выходу на Балтику не исчез, она продолжала копить силы и ждала своего часа.
Приближался XVII век, пожалуй, самый тяжелый и драматический период в истории Великого княжества Литовского, часто называемого еще Литовской Русью, или просто Литвой, а после объединения ВКЛ и Королевства польского в Речь Посполитую — даже Польшей. В ВКЛ, находившемся в центре Восточной Европы, то разновременно — то одновременно, то с севера — то с юга, то с запада — то с востока появлялись войска то врагов — то союзников. И те и другие несли невзгоды семьям, разорение хозяйствам, а часто и смерть многим жителям. Литвины не оставались в долгу, брались за мечи и сабли, отражали набеги неприятеля, а потом возрождали свои сожженные дотла города и местечки, села и хозяйства. Часто они и сами ходили войной на соседей (во времена дикого Средневековья это было естественным и даже считалось доблестью). Литвины тоже грабили, жгли, убивали и уводили в полон жителей побежденных земель. В общем, территория Великого княжества Литовского и Русского вдоль и поперек была глубоко вспахана копытами боевых коней, усеяна разбитым и брошенным оружием, обильно орошена кровью. Потому основными цветами его геральдики стали серебряный и алый.
Золотой век истории Великого княжества Литовского отличали подъем и прогресс во всех сферах жизни: реформация, гуманизм, строительство храмов и дворцов, расцвет культуры, эпоха великих просветителей и выдающихся мыслителей, — идеально вписывавшиеся в общеевропейскую концепцию того времени. Теперь все это оставалось в прошлом. Наступал излом, падение, невиданный регресс, которые принес с собой страшный XVII век, один из самых драматических этапов в истории литвинов, прежде всего белорусов. Европе в том веке тоже досталось немало, но то, что творилось в XVII веке на белорусских, а частично на украинских, литовских и польских землях, иначе как национальной трагедией назвать нельзя.
С легкой руки польского писателя Генрика Сенкевича события той поры называют «Потопом», хотя под «потопом» он понимал прежде всего оккупацию шведами земель Короны польской, долгую борьбу поляков с ними, в том числе изнуряющую партизанскую войну. Печальные события того времени в северо-восточной части Великого княжества Литовского им не описаны, хотя хронологически и по своей сути они не только совпадают с польским «потопом», но и существенно превосходят его. А главной причиной всего этого стала война, затеянная в XVII веке «тишайшим» московским царем Алексеем Михайловичем Романовым за украинское и белорусское «наследство» Киевской Руси, которая привела к физическому уничтожению большей части белорусского населения. Но началось все раньше — с великой Московской (российской) Смуты начала XVII века.
Из всех преступлений Иоанна IV Грозного убийство им собственного сына Ивана, предопределившее пресечение рода великих князей московских из династии Рюриковичей, как представляется, тяжелее всего сказалось на ходе русской истории, причем во всех частях тогдашнего Русского мира. Дело в том, что второй сын Грозного — Фёдор — от рождения отличался ярко выраженным слабоумием, хотя по несчастному стечению обстоятельств именно он должен был наследовать трон отца после его смерти.
Старший сын Иоанна IV.
Иван Иванович Грозный у смертного ложа сына Ивана.
В ночь с 28 на 29 марта 1584 года Фёдор Иоаннович вступил на московский престол под именем царя Фёдора I, прозванного Блаженным. Сохранилось известие, что из всех городов в Москву пришли именитые люди и молили со слезами царевича Фёдора, чтобы он был на Московском государстве царем и венчался царским венцом. Возможно, это объясняется надеждой московской знати и простого люда отдохнуть при новом царе, слывшем добрым и богобоязненным, от «прелестей» правления его отца. Так как младший брат Фёдора малолетний и болезненный Дмитрий тоже имел сторонников среди московских бояр, то Фёдор утвердился на престоле не без легких смут. Князь Богдан Бельский много интриговал в пользу Дмитрия, но бояре и народ заперли его в Кремле, принудили к сдаче, после чего сослали в Нижний Новгород. В результате 31 мая 1584 года Фёдор Иоаннович венчался на царство.
По отзыву англичанина Д. Флетчера, новый царь был «росту малого, приземист и толстоват, телосложения слабого и склонен к водянке; нос у него ястребиный, поступь нетвердая от некоторой расслабленности в членах; он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается, так что почти смеется. Он прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, малоспособен к делам политическим и до крайности суеверен». Большую часть дня новый царь проводил в церкви, а в качестве развлечения любил смотреть кулачные бои, забавы шутов и потехи с медведями. Если кто бил царю челом, он отсылал его к Годунову.