Столь резкое упрочение положения Великого княжества Литовского и Русского крайне взволновало польских феодалов, так как объединение Руси навсегда хоронило их планы доминирования в Восточной Европе, да и суверенитет самого Польского королевства становился проблематичным. Не на шутку встревожилась и Орда. А тут еще в Малой Азии, на Балканах и Причерноморье начала всходить звезда Османской империи.
В Москве право на престол у малолетнего Василия Васильевича незамедлительно оспорил его дядя и старший брат Василия Дмитриевича князь Звенигородский Юрий Дмитриевич, мотивируя свои действия старинным правом наследования от брата к брату (по старине), установленным еще Ярославом Мудрым. Василий Васильевич получил старшинство по отцовскому завещанию, продиктованному княжеской волей правителя, рассматривающего Владимирское княжение как свою родовую вотчину. Правовой спор в данном случае, безусловно, имел место. Впрочем, в контексте нашего повествования более интересно то, что старинное право наследования от брата к брату защищает князь, весьма искушенный в политике, а новое право — отрок, опирающийся на новый порядок, установившийся в Северо-Восточной Руси. При этом, опираясь на устойчивую поддержку различных сословий, земель и церкви, он в конце концов не только одержал победу в длительной борьбе за власть, но и фактически стал единовластным монархом. Другими словами, принцип «один царь, один народ и одна вера» в Московской Руси становится доминирующим, хотя внутреннюю смуту в государстве во всей ее трагичности и непредсказуемости активно поддерживали такие грозные соседи, как Великое княжество Литовское и Орда.
По-иному складывается ситуация в Литовской Руси. Обеспокоенные уходом с политической арены Василия Дмитриевича, ставшего под конец жизни главной сдерживающей силой устремлений Витовта, в 1426 году собирается Легницкий сейм польской знати, чтобы решить, как воспрепятствовать отделению ВКЛ от Польши и сохранить его в сфере своего влияния. Письменные решения сейма по этому вопросу нам неизвестны, но последующий ход событий показал, что они, скорее всего, сводились к установке — надо сделать все, дабы не допустить отторжения Литвы от Короны польской.
В тексте польско-литовской унии был один интересный пункт, согласно которому, в случае если Ягайло умрет бездетным, польский престол должен перейти к Витовту. Насколько известно, от королевы Ядвиги детей у Ягайло не было, в браке с другой представительницей Пястов Анной Цельской он прожил 15 лет, но рождались одни дочери. Пришлось Ягайло жениться и в третий, и в четвертый раз, поскольку проблема основания новой польской королевской династии стояла очень остро. Лишь от четвертой жены Соньки (Зофьи) Голшанской у него, наконец, родились сыновья Владислав (1424) и Казимир (1427). Поскольку они появились на свет, когда отцу было 76 и 79 лет соответственно, поползли слухи о неверности четвертой жены Ягайло, которая между тем собиралась родить еще и третьего ребенка. Обычная выдержка и осторожность на сей раз изменили Витовту, и в 1427 году на сейме в Гродно он обвинил молодую королеву в супружеской неверности, пытаясь доказать, что отец ее детей вовсе не король. Ягайло вроде как не поверил обвинению, но, скорее, ему этого просто не дали сделать.
Сейм в Луцке.
Витовт понял свою оплошность и, воспользовавшись трудным положением императора Священной Римской империи Сигизмунда, теснимого гуситами и турками, пообещал ему поддержку. Взамен император обязался вручить ему корону литовско-русского королевства. В 1429 году на встрече в Луцке с Витовтом и Ягайло император склонил последнего дать согласие на провозглашение Витовта независимым королем Литвы и Руси, что вызвало неописуемое недовольство польских вельмож и прелатов католической церкви. Они покинули съезд, а вслед из Луцка бежал и Ягайло.
Опасаясь, что император коронует Витовта и без согласия Ягайло, католическое духовенство обратилось к папе римскому с просьбой запретить коронацию литовско-русского князя на том основании, что это приведет к искоренению католицизма в ВКЛ. Но император спешил привязать к себе Витовта теснейшим союзом и известил Вильню, что посылает корону. Коронация была назначена в праздник Успения Богородицы. На нее были приглашены соседние государи, включая великого московского князя Василия Васильевича. Ко всему прочему коронация давала Витовту право передавать свою власть по наследству.
К Успению императорские послы опоздали, и коронацию перенесли на праздник Рождества Богородицы в сентябре. Польские вельможи и католические прелаты послали сторожевые отряды на границы с целью перехватить Сигизмундовых послов с короной. По одним данным, они не то были схвачены на границе с Саксонией, не то их повернули вспять. По другим данным, послов перехватили во Львове, корону разрубили, а ее половинки приложили к короне краковского епископа. В любом случае скандал был приличный, поскольку корону и грамоты к ней на королевский титул несли знатнейшие посланцы императора, да и его собственное мнение в тогдашней Европе стоило немало. Однако короны Витовт не дождался — он скончался 27 октября 1430 года, скорее всего, не без посторонней помощи. Далее Литовская Русь, как и Московская, была ввергнута в очередную смуту и усобицу. Кстати, обе эти смуты успешно подпитывали друг друга. Одним словом, стало не до объединения. Причем в таком развитии событий не стоит обвинять лишь польскую знать и католическое духовенство — среди московского боярства и православных иерархов противников полюбовного объединения русских земель под эгидой Великого княжества Литовского было отнюдь не меньше. В обоих государствах доминировало желание поглотить друг друга, что называется, не поступаясь принципами, нежели идти на союз, априори предполагающий взаимный учет интересов.